Клементьевская улица

<…> Мы же, проехав, что оставалось до 10 верст, прибыли в большой посад, принадлежащий монастырю, по имени Климински (Клементьевский), и в его церкви отстояли обедню, т.к. нас дожидались. Нам отвели помещение – но какое ужасное! Мы чуть не сгорели от жара огня, разведенного в печах в июне месяце, из уважения к нам. Удивляться надо любви этого народа к огню зимой и летом! Вся цель хозяев этого дома была оказать нам почтение – но какое это плохое почтение! Спустя немного времени опять явились те, которые встречали нас на дороге, и принесли с собой роскошную царскую трапезу из 50–60 блюд разнообразных, превосходных яств. Их несли монастырские служители, стрельцы. Вошел казначей, поклонился и остался внутри (дома), а его уполномоченные стояли вне вместе с писцом, который держал в руках список и читал: начал перечислением хлебов, а потом перечислял блюда с кушаньем по их сортам, выкрикивая громким голосом: «блюдо такое-то с такой-то рыбой» – одно за другим, с величайшей точностью и подробностями. Его вносили внутрь и казначей подавал собственноручно: сначала черный хлеб, потом разные сорта белого, затем блюдо за блюдом, причем он говорил: «архимандрит и прочие отцы подносят твоей святости, блаженнейший, то-то и то-то и т. д. до конца, как это установлено, в величайшем порядке, пока не покончил с кушаньями, после чего начал подносить напитки в больших оловянных кувшинах: разные сорта меда и пр. Потом поднес в медном ящике маленькие оловянные кружки и кувшины, до верху покрытые льдом. В каждом сосуде был напиток особого сорта. Мы не могли отведать их по той причине, что они были очень холодны. Вкусом с ними не сравнится критское вино, а сладостью они превосходят царские прохладительные напитки и иные. Таковы оказались, когда мы их испробовали, отменная приятность и вкус этих превосходных напитков, которые приготовляются из вишни, яблок и многих других (плодов), которых имен мы не знаем. Поднеся эти вещи нашему владыке патриарху, казначей начал подносить то же в меньшем количестве (нашему) архимандриту на его имя и потом мне, архидиакону, отдельно. Затем он поднес мед, квас и пиво для слуг, простился с нами и уехал <…>

<…> А пока невесту собирали к венцу, с дальней улицы Сергиева посада уже выехал в Клементьево шумный женихов поезд. Поезжане сидели на телегах, разубранных яркими ткаными половиками и расшитыми полотенцами. Некоторые из свадебных «бояр» спьяну горланили песни и переругивались с каждым встречным. Еще больше пугал честной народ женихов дружка Пронька Теплов. Ехал он впереди всех, верхом на сытом караковом коне, надувшись от важности и бия пятками в крутые конские бока. Конь, вздыбясь, кидался куда попало, а все прохожие с визгом и проклятиями шарахались в сторону от дикого ездока.

               Гремя бубенцами, въехал Пронька на пыльную клементьевскую улицу, а за ним с гиканьем подкатила передняя телега, запряженная парой лошадей <…>